ПРИКАЗАНО — СБИТЬ

(Часть IV)

Опять за старое

После инцидента с RB-47, случившегося над Баренцевым морем, разведывательные полеты в воздушном пространстве СССР прекратились. Существовавшая секретная программа таких полетов изжила себя. На смену самолетам пришли спутники-шпионы, у которых возможности оказались неизмеримо шире. Два года американские спецслужбы смиренно возились с космическими аппаратами, и все-таки возникла необходимость в оперативной авиационной разведке. Запуски секретных спутников скрыть было невозможно. Орбиты их запросто просчитывались, и аналитики догадывались, с какой целью они запущены. Эффекта неожиданного появления над военными объектами не было. Это преимущество оставалось за авиацией.

Самолет-разведчик, появившийся у границ, облучался всеми радарными станциями, которые находились в этом районе. Из эфирных переговоров можно было составить схему готовности авиации. Такой активности средств ПВО спутники-шпионы не вызывали.

И вот в августе 1962 года U-2 сделал попытку прощупать пространство СССР над Сахалином. На советскую ноту протеста США ответили официальным извинением.

А уже 27 августа 1962 года очередной U-2, залетевший не туда, куда следует, был завален ракетой.

Так началась утихшая было воздушная война. Список погибших и пропавших без вести летчиков вновь был открыт и начал медленно, но верно пополняться новыми именами.

В этой неизвестной нам войне есть два эпизода, которые заслуживают подробного рассказа. Советские летчики, вступавшие в поединки с самолетами-нарушителями, вспомнили о редком приеме авиационного боя — таране. В истории авиации зафиксировано, что первый таран на сверхзвуковом реактивном самолете совершил летчик Геннадий Николаевич Елисеев. А поскольку все таранные удары самолетами числятся за советскими асами, то этот раздел авиационной истории полностью наш. И если о таранах времен войны мы еще что-то знали, то тараны в мирное время — полная неожиданность. Кто же и по каким поводам их совершал?

“Двести сороковой. Таран!”

28 ноября 1973 года наземные службы ПВО Закавказья доложили о нарушении воздушного пространства страны парой неизвестных самолетов.

Если взглянуть на карту бывшего СССР и найти участок границы, разделяющей Иран и Азербайджан, то в глаза бросится выступ — иранская земля, вклинившаяся в сопредельное государство. Этот выступ всегда приносил массу неудобств. Самолеты-нарушители нередко пересекали здесь границу  и уходили в сторону Каспийского моря. Нашим летчикам, поднявшимся на перехват воздушной цели, приходилось огибать выступ. Они теряли время, и самолеты-нарушители успевали уйти.

В тот день произошло нечто аналогичное. Предположительно самолеты поднялись с иранской авиабазы в Тебризе. Несомненно, это были разведчики. Из прослушиваемых разговоров им становится ясно, когда назревает кульминация и им надо будет уходить назад. Лететь дальше равносильно самоубийству.

Один самолет из пары то ли дрогнул, то ли задание на полет было такое — отвернул и ушел в Иран, другой же продолжал лететь.

А в это время на пункте управления аэродрома Вазиани лихорадочно просчитывали варианты перехвата. Дежурное звено капитана Елисеева готово было к вылету. Летчиков предупредили — цель реальная.

Елисеев пошел на взлет прямо со стоянки, нарушив все правила и наставления. Этим он выиграл те секунды, которые не смогли просчитать на самолете-разведчике. Когда  он вывел самолет на курс, ему сообщили, что разведчик повернул к границе. Все прекрасно знали: если он уйдет, последует крутой “разбор полетов” и не миновать должностных жертв среди высокого начальства. Так что нарушитель уйти не должен.

Наземный штурман вывел МиГ капитана Елисеева в заднюю полусферу самолета-нарушителя. Бортовая станция истребителя захватила цель.

— Я двести сороковой. Цель по курсу слева, — доложил Елисеев на командный пункт.

— Цель ваша. Принудите к посадке.

Летчики на американском ЕС-103Е “Геркулес” хорошо видели манипуляции МиГа, но отреагировали одним — увеличили обороты двигателей. До границы было рукой подать.

На земле поняли, что нарушитель уходит:

— Приготовить оружие. Цель уничтожить!

Первая ракета, выпущенная Елисеевым, прошла мимо, а вторая не сошла с направляющих.

В одной и журнальных статей, где описывался этот перехват, была такая фраза:

“Возможно, Елисеев забыл, что его самолет вооружен пушкой, и принял роковое решение идти на таран”.

Ничего себе летчик, который не знает своего самолета! Статья была опубликована в специализированном авиационном журнале и прошла стадию тщательного редактирования. Эту фразу не могли не заметить.

Но оказалось, что в ней нет ничего крамольного. Капитан Елисеев поднялся на перехват на МиГ-21СМ, это была модификация самолета, которая имела 23-миллиметровую пушку. Такой самолет только-только был поставлен на выпуск, а в войсках он был редкостью. Так что капитан Елисеев, привыкший летать на МиГах, оснащенных ракетами, в пылу перехвата мог о существовании пушки и забыть.

Но он не забыл. После первой очереди отказал механизм перезарядки, и летчик оказался безоружным.

Позже, когда комиссия тщательно изучит все обстоятельства, виновными в отказе оружия признают авиатехника по вооружению и техника эскадрильи. Они будут осуждены и получат десять лет и три года тюрьмы соответственно.

Елисееву ничего не оставалось делать, как идти на таран. С земли он получил одобрение, на что спокойно ответил:

— Вас понял, выполняю!

По официальной легенде, он ударил МиГом в верхнюю часть фюзеляжа “Геркулеса”. Никто не может сказать, как все было на самом деле. Только от удара МиГ взорвался, и летчик не смог катапультироваться. А вот летчики “Геркулеса” уцелели. Командир экипажа полковник ВВС США, ветеран вьетнамской войны, не мог предположить, что истребитель пойдет на такой отчаянный шаг. В руках советских спецслужб оказались и специалисты по радиоэлектронной разведке. Конечно, показания их представляли большой интерес.

Все, что касалось таранного удара, было строго засекречено, и на свет появилась  выхолощенная легенда, которая быстренько растиражировалась газетами. Через полмесяца был опубликован Указ о присвоении капитану Елисееву звания Героя Советского Союза с припиской “посмертно”.

Подвиг и политика

После этого случая в авиационных училищах, готовивших летчиков ПВО, одним из ответвлений психологической подготовки была установка на таран. Курсантам демонстрировали учебный секретный фильм, где в деталях разыгрывалась ситуация, произошедшая с капитаном Елисеевым. Вот только не помню, шла ли там речь о неисправном оружии. Скорее всего, нет. Летчик должен был беспрекословно верить в технику. Ненавязчиво вся вина за несбитый самолет перекладывалась на него: не смог уничтожить оружием — превращай в него свой самолет. На экране летчик со словами: “Прощайте, товарищи!” — врезается в хвост самолета противника. И дальше шли сентиментальные кадры о мирной жизни, которую смелый летчик спас: дети играли, трактора пахали, студенты сдавали зачеты. Помню, этот фильм произвел тягостное впечатление, которое осталось до сих пор.

Будущие летчики кодировались на самопожертвование. Гибель в бою была составной частью летной романтики.

Как бы там ни было, но психологическая установка на таран свою роль сыграла. Ни один летный учебник не рассказывает о таране как средстве воздушного боя. Летчики с годами теоретически отработали его до тонкостей и передавали из поколения в поколение как устное приложение к курсу летных наук. В своих расчетах они искали главное: можно ли при таране уцелеть? На винтовых машинах это доказал Герой Советского Союза Борис Ковзан, четырежды таранивший фашистские самолеты.

А как на реактивных?

В июле 1981 года в газетах появилось странное сообщение:

“...Самолет неизвестной принадлежности, нарушив государственную границу, столкнулся с советским самолетом...”

Сколько же изощренной изобретательности проявили главные пропагандисты армии, чтобы прийти к такой формулировке! Сказано все и не сказано ничего, да еще в такой интригующей форме.

То ли “вражеские голоса”, то ли слухи вскоре донесли подробности. Самолет был просто таранен, и наш летчик остался жив.

Случай с таинственным нарушителем был благополучно “затоптан” новостями о рекордных надоях, плавках и урожаях.

Лет через пять мне выпала командировка в Армению, на границу с Турцией. Возвращаясь вечером с одной из пограничных застав, сопровождающий меня политработник указал на отличающееся яркой зеленью пятно на склоне пологой горы, поросшей темным лесом. Это пятно и было тем самым местом, куда свалился самолет-нарушитель после столкновения с нашим самолетом.

Сейчас эта была местная достопримечательность, куда возили заезжих гостей. Поляна оказалась горельником с новой порослью леса. Гостям оставалось вежливо все оглядеть, покивать головой и выпить по стопочке за крепость границ.

Мне повезло и второй раз. В Ереване проходил очередной этап следопытского слета. В парадном строю рядом с героями минувшей и афганской войн можно было заметить невысокого майора в летной форме и с орденом Боевого Красного Знамени. Это и был тот самый летчик, в чей самолет врезался нарушитель.

Настойчивые просьбы журналистов устроить с ним пресс-конференцию были отметены. Тема, как всегда, была запретной. Фотографировать летчика, пожалуйста, а разговаривать — нет.

Лишь недавно в одной из центральных газет появился рассказ ныне уже полковника Валентина Александровича Куляпина, проливающие свет на события двадцатилетней давности.

“Было обеденное время, когда заревела сирена. Получаю приказ: быстро переодеться в компенсирующий костюм.

В воздухе уже работала наша пара самолетов. Из радиообмена — по интонации летчиков и командам с земли — понял, что на границе происходит что-то серьезное.

Еще на подлете к цели слышал, как летчик, вылетевший раньше меня, сообщал: цель наблюдает, внешне она похожа на наш Ил-18. Потом летчик передал, что “проскакивает”, выполняя вираж... Я понял, что у нашего летчика скорость больше, чем у нарушителя. За это время я уже успел забраться на 13 тысяч метров. Шел на сверхзвуке к указанному месту. Команду с земли мне дали — стать между самолетом—нарушителем и границей, а затем вынудить его к посадке.

Я зашел справа от самолета-нарушителя, сделав крен в его сторону. Еще один крен... И вдруг эта махина пошла на меня. Жму ручку от себя, ухожу вниз. Успеваю доложить, что чужой самолет команды не выполняет, мне приказали повторить манипуляции... Все без толку.

Тогда на земле приняли решение самолет уничтожить.

Времени, чтобы зайти в хвост и пустить ракету, у меня не было. Единственная возможность — столкнуться с самолетом-нарушителем.

Удар был не очень сильный, во всяком случае я ждал большего. На колени посыпались стекла...

Когда катапультировался — а высота была шесть тысяч триста, — стал искать: где тот, из-за которого я болтаюсь теперь на парашюте? Посмотрел вверх — нет никого. Вниз — вот он, падает. По тому, как падал самолет, понял: из таких положений машины не выводят. Через несколько секунд раздался взрыв...”

А вот дальше произошло нечто странное. Казалось бы, летчик совершил исключительный подвиг. Вне всякого сомнения он достоин самого высокого звания, к которому, кстати, и был представлен. Но Героя ему не дали...

Транспортный самолет, который сбил Куляпин, принадлежал аргентинской авиакомпании. Он был зафрахтован для тайной перевозки оружия из Израиля через Кипр и Иран. На борту его находились три члена экипажа: два аргентинца и британский подданный, представлявший интересы фирмы — поставщика оружия. Самолет сбили, когда он возвращался из Тегерана на Кипр. Вероятнее всего, была ошибка экипажа, и самолет пересек воздушное пространство над Азербайджаном.

Кто знает теперь, на каком этапе было перечеркнуто ходатайство о присвоении звания Героя Советского Союза летчику Валентину Куляпину? Есть предположение, что всерьез было принято сообщение о случайном столкновении двух самолетов и никакого геройства в действиях летчика не усмотрели. Ну а то, что он тоже пострадал, — орден.

Но, скорее всего, здесь вмешалась большая политика. Уже не было Никиты Сергеевича Хрущева, который в ответ на обвинение, что советская сторона сбила заблудившийся самолет, мог жестко сказать: “Пусть не летают, где ни попадя!”

Инцидент пришлось заминать Совмину и Министерству иностранных дел. Процедура эта, как известно, хлопотная. Наверное, и без последствий не обошлось.

Но при чем же здесь летчик? Его учили выполнять свой долг, рискуя жизнью, и он сделал это.

Не будь наша политика в отношении самолетов-нарушителей столь жесткой, небо над страной напоминало бы дуршлаг.

Секретные разведывательные доктрины США призывали к действию. Но, как известно, ему должно быть равно противодействие.

Вячеслав Федоров

На снимках: